Почему в медучреждениях ВКО запрещают фотографировать и снимать видео?

Через девять месяцев после прихода коронавируса в Казахстан жители ВКО внезапно заметили, что в поликлиниках и стационарах запрещена фото- и видеосъёмка. Между тем этот запрет был прописан уже в самых первых постановлениях государственного санитарного врача. Оправданы ли эти запреты? Как скандальные публикации из стационаров повлияли на качество оказания медицинской помощи в них, разбирался корреспондент YK-news.kz.

Отворотясь не наглядишься?

История борьбы с коронавирусной инфекцией в Восточном Казахстане изобилует скандальными подробностями. С конца лета наша область лидирует в сводках по числу выявляемых случаев заболевания. А в октябре прогремело несколько скандалов, связанных с медучреждениями, занимающимися диагностикой и лечением больных с коронавирусом. Неудобные подробности всплыли благодаря фото- и видеоматериалам, сделанным въедливыми гражданами вопреки запретам. 

Седьмого октября в усть-каменогорских паб­ликах появилось видео, запечатлевшее неухоженные палаты и нерабочий туалет в только что открывшемся коронавирусном отделении в старом здании Центра матери и ребёнка. Автор видео возмущался, в каких условиях лечатся больные, указывал на то, что медицинские процедуры в день съёмки делались пациентам не вовремя.

Позднее свои комментарии по этому поводу дал директор ЦМиР Ермек Омарбеков. Он пояснил, что больные были переброшены во вновь открывшееся отделение только накануне, так как отделение на проспекте Шакарима было переполнено. Он признал, что полностью подготовиться к приёму больных за сутки не получилось, но опроверг информацию об абсолютной неготовности отделения.

— На видео молодой человек снимает сломанный туалет с разных ракурсов, создавая ощущение, что в таком состоянии все туалеты в отделении, — отметил Ермек Омарбеков. — Мы предупреждали пациентов, что одна уборная комната не работает. Однако на этаже в рабочем состоянии еще шесть сан­узлов. Также на видео показана палата, где складировали пустые кровати и постельные принадлежности. Это резервная палата, в ней никто из пациентов не проходит лечение. Мужчина на видео сказал, что инъекции больным вчера были задержаны на полчаса. Я приношу свои извинения, так получилось в связи с переездом. Но все лечебные процедуры были выполнены.

Позднее скандальное видео прокомментировали несколько пациентов, проходивших лечение в коронавирусном отделении в то самое время, когда были сделаны неприглядные кадры. Они констатировали, что автор, мягко говоря, немного сгустил краски в своём репортаже. Условия лечения и отношение медицинского персонала они назвали вполне удовлетворительными. Или они очень быстро стали таковыми после того, как неизвестный поднял шум?

В палате № 6

В двадцатых числах октября разгорелись страсти в городе Алтае. Местная жительница поделилась, что она пережила, когда ей диагностировали пневмонию. Дожидаясь результатов ПЦР-теста, она трое суток провела в провизорном стационаре.

— Палата наша была под номером шесть, как по Чехову, — описывает алтай­чанка. — Это одна из самых больших палат госпиталя, на десять человек, полностью заполненная пациентами. Условий для пребывания в ней нет. Пациенты лежат на низких, почти детских, кроватях, так что медикам для оказания помощи больным приходится вставать на колени. Прикроватных тумбочек нет, смело можно сказать, что постельные принадлежности — от наволочки до матраца — для эксплуатации уже непригодны.

При этом пациентка шестой палаты не имеет никаких претензий к врачам и медсёстрам провизорного стационара:

— Очень жалко медперсонал, мы видим, что им не хватает средств индивидуальной защиты, а свои комбинезоны они вынуждены стирать по нескольку раз перед сменами. Добавлю только, что лечить нас скоро будет некому. Доктора и сами болеют, многие не выдерживают и отказываются работать в таких условиях.

Перечисленные факты подтверждались рядом фотографий, на которых были хорошо видны низкие кровати, ветхие матрацы, заплаты на постельном белье.

В Алтае эта информация наделала много шума. Руководство больницы предложило свои пояснения по поводу этих шокирующих картин.

— Нужно понять, что это была не реструктуризация больницы, а чрезвычайная ситуация, в которой на ровном месте создавалось фактически новое отделение, — прокомментировал главный врач межрайонной больницы района Алтай Владимир Коробкин. — Ни штата, ни изделий медицинского назначения, ни мебели и инвентаря для этого отделения не было. Специально тоже не приобреталось. Всё, что у нас было в наличии, в запасах, использованного вида, всё это передислоцировали в провизор. В отношении эстетического вида отделения: за два года ни одной тиынки на то, чтобы побелить, покрасить, поштукатурить или что-то наклеить, у нас не было. Единственное, что мы делали — это поддерживали в техническом состоянии коммуникации. Когда готовились к развертыванию отделения, провели там несколько субботников. Средний и младший персонал по два-три раза всё отмывал, где потрескалась краска — отскабливали. Но привести здание в нормальное состояние у нас возможностей не было — ни финансовых, ни временных.  

Низкие кровати, как оказалось, привезли во вновь создаваемую больницу из детского трудового лагеря. Часть коек и постель к ним доставили из интерната. Главврач пояснил, что и рад был бы провести ремонт, но возможность для этого появится только после того, как последний пациент покинет отделение. Стало быть, после пандемии.

Когда информация о провизорном стационаре стала достоянием общественности, проблемы, с которыми столкнулась пациентка палаты № 6, немедленно начали решаться. Местные жители привезли в больницу подушки, одеяла, постельные принадлежности, удлинители и 50-литровый водонагреватель.

— В инфекционный гос­питаль для пациентов передали термопот и микроволновую печь, — рассказали в городском сообществе. — Предприниматели закупили для двух отделений электронные тонометры и градусники, штативы для капельниц, сатураторы, медицинские маски, санитайзеры. Завезли прикроватные тумбочки, решается вопрос по матрацам.

Кроме того, коллектив местной школы закупил десять комплектов средств индивидуальной защиты для медиков. А между тем эта дружная помощь стала возможной потому, что бесстрашная искательница правды нарушила запрет на съёмку. Поблагодарят ли её за активность? Или оштрафуют за то, что своим нарушением постановления главного санитарного врача рес­публики она вынесла сор из избы?

Нищета — врачебная тайна?

Бедность нашей медицины давно ни для кого не является секретом. Тем более в нынешней ситуации, когда система здравоохранения испытывает жесточайшее перенапряжение от увеличивающегося потока ковидных больных. Чтобы создать новые койки для заражённых, привлекаются все ресурсы. Иногда условия, в которых врачи вынуждены спасать жизни, выглядят дико и даже чудовищно. И ответственность за это несут не только власти, но и само общество, которое отказывается соблюдать ограничения до тех пор, пока вплотную не сталкивается с тем, что ресурсов для нормального лечения уже не хватает.

Пример провизорного стационара в Алтае стал яркой иллюстрацией, как обнародование правды о нищете районной медицины стало толчком для решения существующих проблем. В том числе и самим местным сообществом.

Но тогда встают несколько вопросов. Почему наши санитарные службы так стесняются неудобной правды, что ввели запрет на создание видеоматериалов? Чем обусловлен запрет на видео- и фотосъёмку в медицинских организациях, включая поликлиники и СВА? И насколько юридически правомерно такое ограничение, вводимое главным санитарным врачом респуб­лики?

С одной стороны, это может объясняться требованиями Закона РК "О персональных данных и их защите", который запрещает их распространение без согласия субъекта или его законного представителя либо наличия иного законного основания (статья 11). Ведь на кадрах из больницы могут оказаться люди, которые не давали согласия на использование своих изображений.

Другим аргументом может являться то, что пациенты и их родственники, шныряющие с камерами по медучреждению, могут создавать помехи деятельности медицинского персонала.

— У меня по этому вопросу позиция двоякая, — комментирует директор клиники "Вита-1" Рая Рахимова. — Как медработник я за то, чтобы съёмки не проводились. В этом случае медик чувствует себя защищённым, и в тяжёлый момент ему никто не мешает работать. Нет психологического давления. И я категорически против съёмок в реанимации. Реанимационные отделения и так напичканы служебными видеокамерами.  Действия врачей не останутся без внимания, какая бы там ни возникла ситуация.

Наконец, третьим аргументом в пользу запрета съёмок может стать предотвращение паники. Вспомним, как непроверенная информация о том, что в провизорный стационар "импортируют" больных китайцев, стала причиной волнений 20 февраля в Зайсанском районе. А через несколько дней переволновались жители Усть-Каменогорска, впервые увидев на фото в соцсетях врачей в защитной экипировке во дворе медучреждения на улице Потанина.

Но с другой стороны, объективная и полная информация, в том числе о перегрузке системы здравоохранения, может пробудить ответственность у тех, кто обязан обеспечить все условия для больных и медиков. А заодно — заставить задуматься тех, кто беспечно относится к своему здоровью до тех пор, пока не обнаружит, что для его спасения у системы уже не осталось ни средств, ни сил. Так не пора ли отменить запрет и начать во всеуслышание говорить о существующих проблемах?

— Человек вправе сказать: "Это моя жизнь, моё лечение! Почему я не имею права это снимать?" — выражает мнение Рая Рахимова. — Если мы — врачи и руководители — сделали всё, то чего нам бояться?

Ирина Плотникова