Касым-Жомарт Токаев обратился к народу по случаю Дня памяти жертв политических репрессий и голода, передает корреспондент YK-news.kz.

«Уважаемые соотечественники! Политические репрессии 20-50-х годов XX века — печальная страница в истории нашего народа, — сообщил президент. — С обретением Независимости Казахстан на государственном уровне принял меры по увековечиванию памяти жертв этой трагедии. В 1993 году принят Закон "О реабилитации жертв массовых политических репрессий". В 1997 году Указом Первого Президента Республики Казахстан – Елбасы Н. Назарбаева 31 мая объявлено Днем памяти жертв политических репрессий. Все мы помним, какой колоссальный урон нанес "большой террор" народам, проживавшим на территории советского государства. За годы репрессий в Казахстан было сослано свыше пяти миллионов человек со всех уголков Советского Союза. Через жернова репрессий прошло около 100 тысяч казахстанцев, более 20 тысяч из которых были расстреляны.

В числе невинно осужденных такие видные государственные и политические деятели, как А. Бокейхан, А. Байтурсынулы, М. Тынышпаев, М. Дулатулы, Т. Рыскулов, М. Жумабаев, С. Сейфуллин, И. Жансугуров, Б. Майлин, С. Асфендияров и многие другие.

Скорбным символом жестокости и цинизма тех лет стал Акмолинский лагерь жен изменников родины ("АЛЖИР"), куда этапировали близких родственников, жен и детей политических заключенных.

Сегодня мы с горечью вспоминаем и тех, кто погиб от голода в годы коллективизации, либо был вынужден покинуть свою родину. Эта беда постигла около трех миллионов человек.

Память о колоссальных человеческих жертвах и жестоком драматизме тех лет оставила трагический след в сердце каждого казахстанца.

Для многих народов, пострадавших от тоталитаризма, казахская земля стала настоящим домом. Мужество и терпение наших предков позволили достойно пройти тяжелейшие испытания и сплотиться в единую нацию.

Установленные сегодня в регионах республики монументы "Қазақ халқына мың алғыс" свидетельствуют о проявлении благодарности гуманизму и мудрости казахского народа.

Для завершения работы по восстановлению исторической справедливости мною поручено создать Государственную комиссию по реабилитации жертв политических репрессий.

Бережно храня память о несправедливо осужденных, мы сможем построить светлое будущее, фундаментом которого остается наша Независимость.

В этот печальный день долг каждого из нас — отдать дань уважения всем, кто безвинно пострадал в одной из самых жестоких трагедий прошлого столетия».

* * *

В Восточно-Казахстанской области помнят о земляках и приезжих, чьи судьбы были изломаны сталинским террором. Вот лишь малая толика тех, чьи жизни попали под пресс тоталитарного режима.

Отца Каюма Мухаметханова расстреляли за связь с алашордынцами еще в 1937 году. Несмотря на это, молодой ученый-филолог не свернул с выбранного пути. Его целью стало скрупулезное изучение творчества своих замечательных земляков — Абая, Шакарима и Мухтара Ауэзова. При этом и сам Каюм не был обделен поэтическим даром. Недавно исследователи обнаружили в архивных документах запись о том, что он участвовал в закрытом конкурсе и стал одним из авторов государственного гимна Казахской ССР.

В 1940 году Каюм Мухаметханов стоял у истоков создания музея Абая в Семипалатинске.

Весной 1951 года ученый защитил кандидатскую диссертацию, посвященную особенностям литературной школы Абая. В это время другой выдающийся человек — писатель Мухтар Ауэзов, с которым Каюм был знаком лично, подвергся нападкам со стороны партийной номенклатуры. Люди из органов настоятельно «порекомендовали» Мухаметханову отречься от опального писателя. Каюм ответил отказом и был арестован. Судебный процесс, состоявшийся через полгода, приговорил ученого к 25 годам лишения свободы по печально знаменитой 58-й статье — за «контрреволюционную деятельность». Выйдя на свободу в 1955 году, Каюм Мухаметханов продолжал свою научную деятельность и на данный момент считается одним из самых глубоких исследователей-абаеведов. До конца жизни он работал научным консультантом и членом редакционного совета журнала «Абай».

* * *

Поляк Станислав Мацъковский приехал в Казахстан с Западной Украины. В 20-е годы прошлого века по украинским местечкам прокатилась очередная волна голода. Знакомый, уехавший по распределению в Усть-Каменогорск, выписал недавно сложившуюся семью в уездный городок, где имелась работа и с продуктами было полегче.

Устроившись на новом месте, молодой человек трудился на совесть, как привык это делать. Кроме того, от размера заработной платы зависело выживание семьи — жены и двоих малолетних сыновей. Хорошие показатели Станислава Лаврентьевича вызвали зависть одного из коллег, который настрочил на товарища ложный донос, рассчитывая устроиться на его место. С этого момента для семьи Мацъковских начался кошмар. Припомнили все: и работу на известного сахарозаводчика-капиталиста в Белой Церкви, и «непролетарское» происхождение, а кроме того приплели несуществующее участие в бело-польском движении. И отправился бывший бухгалтер Мацъковский по этапу в сибирский ад — Болей-Золото. За ним последовала жена, едва отошедшая от кавернозного туберкулеза, и двое детей.

Все могло окончиться очень печально, но следователь, который вел это дело, оказался порядочным человеком. Ему удалось доказать, что донос написанный на «белополяка» - чистейшей воды оговор. Станислава вернули в Восточный Казахстан с половины пути, но, несмотря на это, он на долгие годы остался невыездным. Даже Усть-Каменогорск стал для него запретным городом. Семья несколько лет жила безвыездно в Риддере и только после смерти Сталина им разрешено было сменить место жительства.

* * *

— Мой отец — Генрих Генрихович, как и его мать, родился в городке Бальцер Поволжской немецкой республики, — рассказывает активистка немецкого этнокультурного объединения Лидия Роот. — Их предки заселили эти земли в 18 веке по приказу Екатерины Великой. Они были обычными жителями СССР, учились, трудились на благо родины. Горе пришло в семью после указа Сталина от 28 августа 1941 года. Семья Роот была депортирована в течение 24 часов. Людей, не готовых к такому повороту судьбы, заставили второпях собраться в дорогу. У каждого дома стояли люди с автоматами недвусмысленно, понукая испуганных женщин, детей и стариков. Все члены семьи были отправлены в разные места: сын Александр — на Урал, Виктор — в Карагандинские шахты, а сама они с двумя дочерьми — в село Хуторки Алтайского края.

Бабушка Лидии Генриховны вспоминала, что их везли, как скот, в набитых теплушках. По приезде отправили на лесоповал, где они работали в невыносимых условиях. На лесоповале бабушка потеряла глаз и доживала свой век практически полуслепой. Не выдержав условий жизни, умерла младшая дочь Марина.

А отец Лидии Роот с начала войны служил артиллеристом в Красной армии. В те дни, когда мать, братья и сестры были увезены из родного дома, он участвовал в боях начавшейся Великой Отечественной. Но в ноябре 1941 года всех немцев собрали в Ворошиловграде и выслали на спецпоселение в Сибирь и Казахстан.

— Папа был направлен в ВКО, в поселок Белоусовка, — рассказывает Лидия Генриховна. — Здесь он с утра до вечера трудился в шахте на самых тяжелых работах. Режим допускал, что спецпоселенец может выходить из шахты только на пять часов: поесть, поспать и помыться. Позже на строительстве обогатительной фабрики он встретил мою маму — русскую девушку Марию Колпакову. Молодые люди полюбили друг друга. Но зарегистрировать брак с немцем тогда не разрешили, поэтому они жили гражданским браком. А у меня, вскоре появившейся на свет, в графе метрики «отец» стоял пропуск. Также не разрешили дать мне фамилию и отчество по отцу. Я долго жила с фамилией и отчеством дедушки по маме. И только потом, когда вышло разрешение, я взяла фамилию и национальность отца...

Мира Круль
Фото: архив редакции