Наверное, он и должен был уйти именно так. Молодым, красивым. Уйти на взлете.

Не могу представить его поблекшим пенсионером, оставшимся не у дел. Не могу представить его без неба.

Небо было самой большой его страстью, самой большой любовью, которую он пронес через всю жизнь.

Он вырос на аэродроме, его отец служил в летном полку. Первый раз поднялся в небо совсем еще маленьким мальчиком. В 12 лет начал прыгать с парашютом.

Он всегда знал, что будет летать. Это была даже не мечта, а цель, к которой он маленькими шагами шел из самого детства.

***

Мы встретились на Рахманах – в самом красивом месте Восточного Казахстана. Никогда не забуду тот день, когда из ярко-синего неба на маленькую площадку среди гор спустился белый вертолет!

Это была любовь с первого взгляда! Он потом часто вспоминал, как увидел меня в первый раз.

В то лето я была инструктором на туристических маршрутах. Конечно, не расставалась с гитарой. Вечером в клубе санатория был самодеятельный концерт, я присоединилась к выступающим. И вот, когда я пела «Песню о друге» Высоцкого, в зал вошел экипаж. Володькин командир (сам он в то время был еще вторым пилотом) увидел меня и тут же сказал: «Вовка! Так вот же она – твоя девушка. Эта – точно твоя!». А он ответил: «Сам знаю, что моя!». И всю нашу жизнь в качестве высшего признания в любви он говорил мне эти слова: «Ты моя. Ты точно мой человек, я знал это сразу».

В то лето я была счастлива безумно! Володя сразу же стал моим кумиром, моим героем. Я так и называла его и тогда, и потом – «летчик-герой». А когда узнала, что до гражданской авиация служил в ПВО, летал на истребителях, поняла, что с прозвищем не ошиблась. Когда в последующей жизни мне приходилось отвечать на вопрос «Кто твой муж? Кем работает?», я неизменно с гордостью отвечала: «Он – летчик-герой!». И все понимали, что это не шутка. Я всегда по-настоящему гордилась им и его работой, гордилась так искренне, как скорее гордятся дети. И мне, как ребенку, хотелось сказать другим: «А мой муж – летчик!».

***

Первые месяцы дались особенно тяжело. Наверное, через это проходят все, кто потерял близких. Когда сердце сжимается в комок при виде вещей, фотографий, когда плачешь в голос, как в детстве, и как в детстве задыхаешься от нехватки воздуха, пока, наконец, копившийся в груди плач не вырвется наружу. Спасали ладошки сына, которые гладили меня по лицу, обтирая слезы…

Как жить без того, кто был частью тебя, был твоей половиной? Ответа на этот вопрос я не знаю до сих пор. Я до сих пор не трогаю его вещи. Психологи говорят, что это плохо, что нужно принять утрату и продолжать жить. Но его зубная щетка по-прежнему рядом с моей, и рубашки в шкафу висят на тех же плечиках. Иногда мне кажется, что он не погиб, а просто уехал в длительную командировку, что он скоро вернется, и все будет как раньше. А 18 августа мы как обычно пойдем в наш ресторан, чтобы отметить очередную годовщину нашей свадьбы…

***

Это была его идея – расписаться в День авиации. Сказал, будет здорово, если две эти самые важные даты в его жизни сойдутся в одну. И марш Мендельсона прозвучал для меня вместе с «Маршем авиаторов».

Наверное, для окружающих это была странная свадьба: в ЗАГСе вместо колец молодожены обменялись армейскими медальонами с выгравированными с одной стороны летными «крыльями» и датой, и девизом морской пехоты США – с другой.

«Всегда верен». Он и, правда, был таким. Это был девиз не только нашего брака, но и всей его жизни. Верен семье, верен профессии, верен себе. Последнее, наверное, самое ценное в человеке, а в мужчине – особенно. Он был настоящим мужиком, каких теперь мало осталось. Прямолинейный, с четкими жизненными принципами и убеждениями, не лебезящий, не идущий на поводу.

Если речь заходит о мужских качествах, и кто-то претендует на высокое звание «настоящий мужчина», я задаю один вопрос: способен ли этот человек назвать подлеца подлецом, вот так без обиняков, прямо в глаза, несмотря на чины и регалии? Володя был на это способен. Потому что был верен себе. Таких, как он, сейчас действительно единицы. И когда сегодня наш восьмилетний сын начинает сетовать на судьбу, я говорю ему: «Не смей себя жалеть! Пусть восемь лет, но у тебя был настоящий отец, ты рос рядом с настоящим мужиком. Некоторым повезло намного меньше, они всю жизнь живут с бледными копиями отцов и мужчин».

***

Орден «Курмет» Володе вручили посмертно 17 мая. А 18-го – его день рождения. Исполнился бы 41 год. Награду принимал наш сын – тоже Владимир. И, кажется, только в этот день он до конца осознал, что случилось. И тогда я впервые увидела в его глазах не грусть, но гордость…

***

«Погиб в ходе выполнения спасательной операции…». Сколько их было, таких операций! Были лесные пожары и эвакуация людей с тех же Рахман, были «переломанные» альпинисты на Белухе, были десятки людей, застрявшие в снежных переметах на трассах области, рыбаки на отколовшейся льдине, заплутавшие в тайге охотники, сельчане, застигнутые врасплох весенним паводком… А еще были рейсы санавиации, которые зачастую оказывались спасительными для тех, кто живет в глухих деревнях отдаленных районов.

Когда я знала, что он улетел с медиками, вечером непременно спрашивала: «Ну, как? Кого сегодня спасли?». Володя рассказывал. Было видно, что эти рейсы для него нерядовые. Особенно если речь шла о детях – сочувствием и сопереживанием было наполнено каждое слово. Были случаи, когда он просил меня созвониться с больницей и узнать о судьбе какого-то конкретного малыша. И когда на той стороне телефонного провода мне отвечали: «Жить будет. Вовремя доставили!», – я понимала, что безумно завидую профессии мужа! Вот уж действительно – те, кто ближе к Богу! Ближе к Богу…

***

11 марта Владимир со своим экипажем вылетел в одно из отдаленных сел ВКО – 17-летнему подростку с острым приступом аппендицита была необходима срочная операция. После нескольких дней ненастья дороги в районе переметены, и помощи остается ждать только с неба.

А небо сыпало снегом, мела метель…

***

Говорят, что души человеческие чувствуют расставание, предвидят его. В тот день он словно не хотел уходить из дома. Утром разбудил сына раньше времени, а сам задержался с выходом минут на двадцать. Я даже спросила: «Не опоздаешь? У тебя же вылет».

Мы никогда не обменивались поцелуем в дверях. Просто говорили друг другу банальное «пока» или «до вечера». Помню, как мне вдруг захотелось его поцеловать, но он уже переступил порог. Я закрыла дверь, но почему-то припала к «глазку». Я стояла и смотрела на него, пока не подошел лифт. Он шагнул в кабину. Это был последний раз, когда я видела своего Володю…

***

«Они больше никогда не будут смеяться ветру в лицо, эти молодые и сильные люди», – так в 1935 году писал А. де Сент-Экзюпери о пилотах разбившегося советского самолета-гиганта «Максим Горький».

Сегодня я говорю это о них – экипаже борта 817. Володя, Сергей, Юра. Они и похоронены так, как сидели в кабине: командир, бортмеханик, второй пилот. Теперь – в соседних могилах на кладбище «Степное-Элитное»…

Я не знаю, как сложится моя судьба дальше, но знаю наверняка – 18 августа навсегда останется самой важной датой в моей жизни. Такой, какой она была для моего мужа – «летчика-героя» Владимира Столбовского.

(памяти моего мужа посвящается)

Наталья Столбовская